15:29

Kings & Aces



Участники: Тони Фишер и Райнер Краузе.
Дата: темной весной 1997, в мае месяце.
Место: туманный Альбион.
Статус: в процессе.


Описание: у всех психов магического мира весеннее обострение, поэтому их тянет на подвиги, приключения и массовые убийства. Даже географическая карта готова взбрыкнуть, сталкивая Австрию и Америку на территории ни о чем не подозревающей Британии. Вот так от скуки, неуёмной фантазии и бурлящей крови и начинаются все Великие Дела и Большие Знакомства.


@темы: These little games of ours ©⁄2

Комментарии
05.05.2012 в 12:47

- Это чрезвычайно важно, мистер Фишер, - маленький человечек с бегающими глазками растерянно всплеснул руками и снизу вверх смерил своего собеседника взглядом, в котором читалась смесь презрения и ярости, - как Вы только можете так к этому относиться!
Чтобы хоть как-нибудь отвлечь себя от удушающего желания закатить глаза и послать этот прием ко всем Волдемортам (в честь которого, кстати, этот шабаш созван и был), Тони подхватил бокал вина с очень вовремя проплывшего мимо него подноса и аккуратно пригубил, старательно делая вид, что пытается оценить неповторимый вкус сотрудников британского министерства, которые, несомненно, это вино и выбирали.
Чудесно, просто чудесно! - пробормотал он себе под нос, решив, что уж если статус не позволяет ответить ему этому типу прямо, то сделать вилку и поставить его перед фактом, что услышанное он может принимать так, как ему вздумается (причем за то, что ему-таки вздумается, чрезвычайный американский посол абсолютно никакой ответственности нести не собирался), сам Мерлин велел. Ах, если бы все было так просто! Потому что чем дальше заходило дело, тем сложнее Фишеру становилось играть на публику, так как бокал, который он столь бережно дегустировал, по счету был четвертый, а вино все не менялось. Тони не спорил, что оно было, конечно, достойно мании величия Великобритании на цвет, запах и послевкусие. Но согласитесь: однообразие - это так утомительно.
Невольно стиснув зубы на тонком чешском хрустале, сосчитав до десяти и напомнив себе, что он - "профессионал", Фишер, однако, все-таки нашел в себе силы глубоко вздохнуть и, дождавшись того, как мордочка его мучителя озарится триумфом победы, мило улыбнулся, загоняя привычное злорадство куда подальше и как можно глубже:
Простите, что Вы сказали? Я не расслышал...
Потому что несмотря даже на свою невообразимую любовь к делу, которым он занимался и которому отдавал, как любила говаривать его помощница, "все лучшие годы ее жизни", Тони не мог не признать факта, что в этот вечер паническое приглашение Великобритании на сходку стран, дабы обсудить все сильнее кусающуюся проблему под названием некогда Том Марволо Реддл, а ныне - небезызвестный Лорд Волдеморт, было всего лишь главной закуской к тому, с чем ему предстояло столкнуться этим вечером. Или даже не так, не чем.
Кем.

Все началось несколько месяцев назад, когда слух о том, что Лорду Волдеморту удалось влиять на сознание некоего Гарри Поттера с помощью силы мысли, переплыв океан и встряхнувшись, по закрытым каналам добежал до ушей не в меру любопытного Энтони Натаниэля Фишера. Тони выносимо любил это дело: тщательно и с фантазией выбирать наживку, чтобы потом забросить удочку и ждать, пока потерявшая бдительность рыбка заглотит угощение вместе с острым крючком, и тогда он сможет дернуть за леску и, не особо заботясь о состоянии здоровья пойманной, вытащить ее на белый свет для того, чтобы потом заботливо препарировать. Прекрасный, до умопомрачения будоражащий кровь момент, когда у тебя появляется безграничная власть над кем-то благодаря информации, фактически от этого кого-то и полученной. Однако Тони Фишер, несмотря на то, что свою фамилию сполна оправдывал, не собирался охотиться ни за славой Волдеморта, ни за, Мерлин упаси, проблемами Поттера. Его интересовало нечто ценнее, нечто масштабнее.
Мистера Фишера, как заядлого экспериментатора, интересовал опыт.
И, когда спустя еще пару месяцев в окно его коттеджа забился перепуганный и измотанный людской алчностью совенок, Тони в очередной раз получил возможность убедиться, что в определенных кругах о его достаточно нестандартных интересах прекрасно знали. И усмехнулся, вскрыв печать.
А также, кроме того, что знали, прекрасно делали на этом деньги.

Предложение было чудесно до маггловских "зеленых чертиков": черный рынок сообщал, что у них появилось на руках что-то бесценное, что-то глобальное. Что-то настолько легендарное, что носило название "крестраж". Связанный с легилименцией еще с университета, Фишер просто не мог не признать, что подобный артефакт - это великолепный шанс увидеть процесс его создания изнутри, немножко поиздеваться, повозиться, вникнуть в схему. Ну и, если повезет, получить возможность напомнить от лица страны этому ящерицеподобному типу (просто идеальный пример, когда хозяин стал копией своей питомицы), где его место и что в их края ему свою безносую мордочку совать опасно. Грандиозные планы выстроились в голове американца, как на плаце, за считанные секунды, и требовали срочного вмешательства.
Посему, собравшись с мыслями и отправив уже заместо предыдущего посыльного одну из своих сов, Фишер написал, что идея его совершить куплю-продажу устраивает. И все остальные условия - тоже, потому что такой товар, несмотря на сомнительную подлинность, долго на прилавках не лежит. Но ведь попытка не пытка, не так ли?
Ведь американские амбиции они такие всем амбициям амбиции...

Однако поток мыслей Фишера на самом интересном месте безнадежно прервали.
- Нат! - кто-то привычным жестом хлопнул его по плечу и потащил в сторону, к игральным столам. - Не ожидал тебя здесь увидеть. Ты знаешь, - конспиративно зашептали ему на ухо, американский посол левым ухом почувствовал широкую ухмылку: - здесь просто отличный блекджек...
Тони усмехнулся в ответ и обреченно покачал головой.
Через мгновение он уже сидел уже за карточным столом и, снимая пиджак, приглашал раздать и на себя. Причем, в покер. Энтони Фишер если приходит, то заметно.

Он плохо помнил человека, пригласившего его в компанию.
Но, наверное, в этом случае это было неважно, потому что у него появилось новое, красивое и достаточно популярное имя. И звучало оно, как судьба.

Отчаявшись получить удовольствие среди вечно пасующих и в очередной раз подняв ставку, Тони скучающим взглядом оглядел публику и прицокнул языком.
Что, мне можно вскрываться, или Вы еще подумаете?
Однако ответ пришел не совсем с той стороны, на которую он расчитывал.
05.05.2012 в 13:06

«Тот-Кого-Нельзя-Называть». Бросьте, вы не можете не чувствовать, чем здесь попахивает. Или можете? Только, ради Гриндевальда, не надо банальностей! Война, жестокость, власть, смерть, Непростительные… Поверите ли, в Британии и правда есть «непростительные» проклятья. Полная чушь! В Австрии, правда, тоже есть, но едва ли это надолго. Вы только вдумайтесь. Кому хватило «ума» дать такое название трем чудеснейшим заклинаниям? Если никто не узнает об их применении, то и прощать или не прощать его будет некому – и все, доктрина разрушена, «запретное трио» отправляется к Мерлину: его древним костям наверняка должна прийтись по вкусу их компания.

Смех – вот чем все это пахло. Люди устроены донельзя нелепо. Они прозвали невинную, молниеносную и безболезненную Аваду «непростительной», но не сделали этого ни с одним ядом, вызывающим долгую и мучительную агонию. Или смерть от отравления мышьяком или, скажем, цианидом они простить готовы? Так нареките их «прощаемыми», не стесняйтесь своих тайных желаний! Магическому сообществу никогда не хватало на это смелости – уже достаточный аргумент, чтобы поднять его на смех. И в то же время, не будем забывать, что у любой нелепости есть две стороны медали. Темная сторона этой обернулась восхищением. Почти.

Что может быть прекраснее чистого абсурда? Только абсурд тщательно организованный и возведенный в ранг религии. Британское правительство оказало Волдеморту неоценимую услугу: оно сделало все, чтобы создать и укрепить его культ. О, он начал достойно и сам – харизматичный лидер, основавший собственный орден, увлекший за собой представителей лучших английских семей, собравший их вокруг себя как вокруг нового божества, облачивший в масонские мантии и маски, выдумавший Метки, чтобы они могли узнать друг друга, разрешивший убивать. Чем не ритуальные жертвоприношения? Да, это была отличная заявка. Однако именно здешнее Министерство превратило маленькую группку новоявленных иллюминатов от магии в основателей новой религии. Именно британское Министерство поставило их вне закона и сделало это сообщество тайным и еще более закрытым. Именно Министерство распорядилось дать лидеру Пожирателей Смерти новое имя, отличное от того, что он избрал себе сам. «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Табу, сакральный запрет, одним фактом своего существования внушающий рядовому обывателю ужас и благоговейный трепет – да-да, как раз такой, с которым должно преклонять колени перед алтарем воинственного Бога Смерти. Ирония заключалась в том, что иметь к Костлявой отношения он вовсе не собирался – тем и заслужил внимание Краузе.

Ладно, ладно, будем честными до конца: заслужил вторично, потому что впервые Райнер обратил к нему свой интерес еще мальчишкой. Блистательная задумка! И недурная реализация, между прочим. Можно сказать, по всем канонам искусства. Он даже, вероятно, надумал бы отправиться к английским берегам лично, дабы узреть полноту картины воочию, но… этого Краузе и боялся: очередное разочарование. Он с самого начала предчувствовал, что это неизбежно, но чтобы так нелепо! Погибнуть от собственного смертельного проклятья, подняв палочку на беззащитного ребенка? Райнер хохотал, как ненормальный, когда проведал о столь восхитительном окончании Хэллоуина 81-го года выдержки. Но надо же: лорду Волдеморту хватило ума воскреснуть. А поскольку другого здравствующего мага, расщепившего свою душу и распихавшего ее по крестражам, в мире не наблюдалось (Краузе проверял), милые фетиши Темного Лорда оказались единственной возможностью исследования практической стороны этой старой теории.

Впрочем, официально деятельный австрийский посол оказался в Британии не из-за принесенной его осведомителями весточки о грядущих торгах на черном рынке, а благодаря панике, поселившейся в британском магическом правительстве. Маленькая, но гордая Англия наконец-то осознала, что она не в состоянии самостоятельно справиться с силами разгулявшейся нечисти. Вероятно, в водах Ла-Манша сдох не один десяток морских гадов.

Вот так Райнер Краузе и оказался на приеме, в эти нелегкие времена устроенном британским Министерством по случаю прибытия заграничных послов. А причиной его не лучшего расположения духа и, как следствие, предстоящего отказа Австрии явилась внезапная неудача, постигшая Императора преступного мира на подпольных торгах благодаря вмешательству некоего Аса и больно ударившая по его самолюбию, несмотря на то, что в конечном итоге крестраж не достался никому… и вообще оказался пустышкой. Скука. Опять скука. Но навести справки о нежданно появившемся оппоненте Краузе посчитал своим долгом.

Странное дело: обычно послушные ему слухи в этом случае плутали и уходили за море. Это недоразумение в совокупности с тем фактом, что раньше Райнеру о нем ничего слышать не приходилось, говорило о том, что неизвестный Ас в Англии такой же гастролер, как и он сам, и Краузе не оставляла мысль, что это знакомство могло оказаться небезынтересным. А знакомство действительно предстояло – он лично позаботился о том, чтобы оно произошло. Ждать оставалось недолго – но все-таки ждать, а слоняться по банкетному залу, шокируя местную публику внезапными комментариями, ему давно успело наскучить. Пожалуй, из безобидных развлечений здесь оставалось только зеленое сукно, но едва ли он мог бы отыскать себе достойного противника за этим столом. Минуточку – или все-таки мог?

Оживление в той части зала носило необычный характер, наметанному глазу сложно было такое не заметить. Не торопясь подходить ближе, Райнер обратил свой взгляд на игроков. Они пасовали один за другим. Все, кроме «мистера Соединенные Штаты» – громкого, легкомысленного – на вид – и хлещущего вино без всякой меры. Впрочем, деньги он, кажется, тоже не считал. И, почему-то, почти не проигрывал.

– Еще один-два кона, и вам не с кем будет играть… мистер Фишер.

Головы тех, кто до сей поры неотрывно следил за карточным столом, повернулись к нему в умилительной синхронности, и гости расступились, позволяя американскому послу увидеть того, кто изволил обратиться к нему с расстояния нескольких метров. Постояв еще несколько секунд на месте и удерживая внимание публики, не спеша и не вынимая рук из карманов брюк дорогого костюма, Райнер приблизился к игральному столу.

– Впрочем, на меня вы можете рассчитывать.

Несколько карт из рук расторопного крупье перекочевало на зеленое сукно, но Краузе на них даже не взглянул: сейчас он смотрел исключительно Фишеру в глаза. И, периферийным зрением, на его руки.

– Ставлю вдвое больше.
05.05.2012 в 13:08

Тони всегда был уверен в том, что первое впечатление - это самое надежное, что может предложить тебе человек. Первое впечатление, что бы о нем ни говорили, совершенно не умеет лгать, и обычно слушать всякие небылицы об обратном бывает совершенно бесполезно. Причина же столь радикальной честности явления таилась в одной незамысловатой разгадке: просто первый раз столкнувшийся с тобой человек еще банально не представляет, что именно ему нужно от тебя скрывать. Он стоит перед тобой, словно открытая книга. Вопрос только в том, сможешь ли ты его прочитать. И Тони, стоит сказать, в большинстве случаев такие мелкие пакости удавались на ура.
Однако, когда галдящая толпа, притихнув, поспешно рассыпалась в стороны, растворившись в полумраке залы и непременно оглядываясь куда-то себе за спины, глядя на открывшуюся ему фигуру человека, Фишер уже знал, что нашел занятное исключение для своего правила.
Или не нашел?
Еще один-два кона, и вам не с кем будет играть… мистер Фишер.
Доверяй, да проверяй!

Расслабленная поза, костюм от кутюр и скучающие нотки в голосе. Дайте угадаю. Неужели - о Мерлин! - Райнер Адальберт Краузе собственной персоной? Нет, Фишер не состоял в группе поддержки или, того хуже, фанатском кружке Этого человека, но его помощница постаралась на славу, чтобы он запомнил автрийского посла именно таким, каким его видела публика, при всем при том, что на то представление действительности, какое было у публики, опираться было смерти подобно. Фишер никогда не любил, казалось бы, тихие омуты - в них на девяносто девять и девять десятых процента водились черти. Вредные, мало симпатичные и в полосатых тельняшках, помешивающие кипяток в огромным котлах, напевая песни The Beatles. Да и человек демонстрировал себя слишком легко, чтобы можно было подумать об организации нового знакомства. Однако, глядя на неожиданно явившегося пред его очи потенциального соперника за карточным столом, Тони ловил себя на мысли, что не может решить, кем же мистер Краузе являлся: тихим омутом - что, честно говоря, было все-таки сомнительно - или сразу и без предисловий - чертями, причем целым легионом. "Ибо нас много".
А Райнера Краузе, говорят, мало не бывает.

Судя по всему, его это забавляло: смотреть в глаза. Неотрывно, цепко, чтобы оценить жертву и загнать ее, если у последней сдадут нервы, в клетку до того, как она сама решится на самоубийство.
Едва поймав пристальное внимание карих глаз, Фишер, не разрывая визуального контакта, откинулся на спинку стула и улыбнулся.
"Впрочем, на меня вы можете рассчитывать", отдавалось в голове набатом, и Тони почувствовал, как у него неумолимо подскакивает пульс. Возвратное местоимение "меня" и "можете рассчитывать" из уст политика, да еще и в одном предложении! Странно, что подскакивал только пульс, а не вспыхнули еще на рядом располагавшемся окне тяжелые портьеры. Что было бы очень кстати. Тони был готов сыграть на тотализаторе, чтобы выдвинуть гипотезу, что и в этом случае старушка Великобритания свалила бы все на бедную реинкарнированную голову Волдеморта. Что было бы просто замечательно.
Потому что слепота одного политика всегда является прекрасным подарком политику другому. Неужели они не видели? Ведь их обескровил не Волдеморт. Их обескровила собственная взращенная предрасположенность к тому, чтобы верить в то, что Волдеморт вообще способен им хоть что-либо сделать.

К тому моменту, как крупье сдал карты на нового игрока, интерес американского посла вполне закономерно сузился именно до него - новичка (условно выражаясь, конечно), держащего руки в карманах брюк и не собирающегося прикасаться к картам. Тони это чертовски нравилось: в последнее время было практически честью встретить того, кто не бросался лапать рубашки в надежде увидеть под ними туза и, желательно, не его такого хорошего одного.
И означать, с точки зрения Тони, это могло только только одно.
Ставлю вдвое больше.
Знаете присказку о том, что рыбак рыбака видит издалека?
Поверьте, как профессиональный шулер, мистер Фишер являлся ее ходячим олицетворением.

Натаниэль несколько прищурился и открыто ухмыльнулся, так и не перестав вглядываться в не слишком светлые очи оппонента. А потом резко подался вперед и положил руки на стол, сцепляя пальцы в замок, словно демонстрируя, что он безоружен.
Так почему Вы до сих пор стоите, мистер Краузе? Добро пожаловать в игру.
05.05.2012 в 13:09

Слава Гриндевальду, Тони Фишер был не так прост, как мог или хотел казаться – это Краузе видел уже теперь, и никакие непринужденность и повышенная коммуникабельность не изменили бы этого однажды сложившегося впечатления. Не изменили бы потому, что это впечатление не сложилось само по себе, как по мановению волшебной палочки, а было сконструировано Райнером самостоятельно и осознанно на основании того, что он видел.

– Так почему вы до сих пор стоите, мистер Краузе? Добро пожаловать в игру.


Любую, абсолютно любую ситуацию можно обернуть к своей выгоде. Не в том смысле, что надо во всем искать положительные стороны – утешение для неудачников – а в том, что человеку мыслящему всегда хватит изобретательности извернуться и выдумать выход, который будет являть собой профит в чистом виде. Один маленький нюанс: этот мыслящий человек также должен оказаться достаточно ловким, чтобы провернуть задуманное и претворить его в жизнь. Краузе никогда не сомневался в своих талантах.

Полномочный посол Австрии запрокинул голову, как будто собирался рассмеяться, но на его лице появилась только улыбка, впрочем, довольно широкая.

– Я уже в игре, дорогой мистер Фишер. –
Короткая пауза. – Люблю заставлять себя упрашивать!

Честность – лучшая политика, а прямые ответы часто сходят за шутки. Одну из них окружающие сейчас должны были увидеть в его словах. Другой вопрос, что увидел в них Фишер. Если он игрок – а он игрок – он этого все равно не покажет, но, если не дурак, будет осторожен. Дураком Тони, по всей видимости, не являлся. Такой вывод Райнер сделал не потому, что его оппонент за карточным столом был послом донельзя амбициозного государства; не потому, что тот был послом вообще – за свою недолгую пока политическую карьеру Краузе довелось повидать уже немало дипломатов, на поверку оказавшихся круглыми идиотами – он отталкивался исключительно от того, что наблюдал собственными глазами. А смотреть он умел.

Вытащив, наконец, руки из карманов, Райнер удобно устроился на свободном стуле. Он привык всегда и везде чувствовать себя хозяином положения, потому что в девяноста девяти случаях из ста им являлся – оттого и ощущал себя Императором. И не каким-нибудь там Наполеоном! Нероном, по меньшей мере. Хотя о чем это мы? Краузе ставил себя выше любого официально коронованного владыки, известного этому миру – и вел себя соответствующе.

Скользнув флегматичным взглядом по выложенным на столе картам, Райнер со скучающим видом приподнял уголки своих, после чего, казалось, утратил всяческий к ним интерес. Или так оно и было?

Крупье выложил на сукно еще одну карту, но Краузе не торопился оценивать ее достоинство. Он изучал Фишера – и ждал, пока посол Финляндии догадается, что ему не место за этим столом. Мог бы, право, прийти к этому умозаключению побыстрее, если бы ему хватило ума заметить, что с ним до сих пор никто не заговорил. Однако господин финский посол медлил, и Райнеру пришлось помочь ему принять верное решение. Для этого оказалось достаточно повернуть голову и пробуравить василиск-его-раздери «коллегу» удивленным взглядом из серии «Как? И вы здесь?!», после чего дипломат из Финляндии торопливо сглотнул, бросил карты на стол и ретировался, бормоча что-то о благодарности за игру. Причем, что характерно, сдуло его сразу на другой конец зала, и как еще не на другой конец Лондона. Краузе проводил сего достойного джентльмена откровенно довольной улыбкой, которую без всякого стеснения продемонстрировал окружающим. С финским послом им однажды уже приходилось встречаться и, по-видимому, эта встреча на какое-то время отложилась в его памяти.

– Все еще здесь, –
пропел Краузе после аттракциона по изгнанию Финляндии из сферы азартных игр, возвращая свое внимание Фишеру.

Последняя карта. Все должна была решить последняя карта. Райнер оценивал свои шансы высоко; тем более что его зачарованные на удачу часы были, как обычно, при нем. Против правил? Помилуйте, кому нужны эти правила? Кто их придерживается, тот не играет. Кто играет, тот устанавливает свои. Тони Фишер это понимал, как никто другой – Краузе видел это по его глазам.

Секундочку! О, как интересно. Нет, просто превосходно! Wunderbar! Ата-та, Тони, какой нехороший мальчик!!


Мысленно Райнер хохотал – хохотал потому, что почувствовал осторожное, почти нежное прикосновение к собственному разуму. Это ощущение было хорошо ему знакомо: не зря он положил столько сил, совершенствуясь в окклюменции.

Нет, Тони. Нет. Bad boy! Very, very bad!

На губах Краузе заиграла восхищенно-опасная улыбка маниакального толка. Чем бы ни закончился этот раунд, игра уже успела себя оправдать.
05.05.2012 в 13:10

Тони любил покер (как и большинство, впрочем, остальных азартных игр) за то, что в нем не было градации победителей. Вторые места, третьи, четвертые... Кому они нужны? Посудите сами: ты выбиваешься из сил, чтобы достичь цели, чтобы быть первым, пройдя намеченную дорогу до конца, чтобы быть лучшим в состязании с собой, а не с толпой, а потом вдруг неожиданно оказывается, что тебе принадлежит только треть положенных оваций и похвал, хотя ты чувствуешь, что должен был стать их безраздельным владельцем. И какой глупостью потом кажется высшая ступенька пьедестала, когда она только визуально возвышает тебя над другими, не придавая твоему самолюбию никакого резона гордо выпятить грудь вперед.
Неправильное - пессимистичное, как модно сейчас говорить - отношение к жизни, возможно скажете вы.
Перестаньте себя обманывать, в таком случае ответит вам Тони Фишер. Это самая обидная разновидность лжи, которую вы только можете себе позволить.

В покере все было по-другому. Восхитительно безупречный в своей логике, он являлся в какой-то степени прекрасным олицетворением законов физики: если прыгнул с балкона - значит, вниз, и никакого третьего и тридцать пятого больше не дано. Это элементарная арифметика: один вариант разрешения ситуации плюс другой вариант равняется либо одному проигрышу, либо одной победе. Все гениальное - просто. Просто думайте головой, и будет вам счастье.
На губах австрийского посла заиграл довольный оскал, когда Тони пришел к выводу, что для того, чтобы обыграть этого человека, одной головы может оказаться мало. И навряд ли можно сказать, что речь в данном случае идет о принципиально количественных значениях.
Я уже в игре, дорогой мистер Фишер, - американский посол никогда не имел ничего против фамильярностей, также не пренебрегая ими в свою очередь, но это "дорогой", произнесенное с явной целью дать понять собеседнику, что прыгать выше чужой головы бывает опасно, заставило сущность Тони зазвучать, словно натянутая струна, которая вот-вот была готова лопнуть с противным, режущим слух визгом. Хоть мистер Фишер и был поклонником многих пороков, однако наивность никогда не находилась в их числе. - Люблю заставлять себя упрашивать!
Упрашивать? - Энтони не успел остановить бровь раньше, чем она взлетела вверх, выставляя напоказ отношение своего хозяина к словам австрийского посла. Ухмылка на губах Фишера приобрела несколько ироничный оттенок:
Увольте, мистер Краузе, - таких людей, как Вы, упрашивать помимо того, что не принято, так еще и абсолютно бесполезно; не в моих правилах тратить время на то, что не может принести мне... удовольствие. - Я всего-навсего констатировал факт.

Пожалуй, Тони мог сказать, что мистер полномочный посол Австрии вел себя достаточно маняще (Фишер перед этим на мгновение замер, чтобы подобрать происходящему правильный с его точки зрения эпитет). То есть Тони мог сказать, если бы его спросили. Однако любопытных за зеленым сукном особо не наблюдалось. Впрочем, стоит сказать, что кроме него и Райнера за столом вообще никого не наблюдалось, и Фишер считал это приятным - а, главное, ненавязчивым - стремлением к уважению личного пространства.
Что же касается мистера Краузе, то тот был достоин того, чтобы быть названым "другой историей", отнюдь не вписываясь в рамки ни понятия "любопытство", но еще каких-либо других. Потому что чем дальше, тем больше Тони был склонен верить тому, что для австрийского посла вообще не существовало правил. Только принципы.
К вящей неожиданности для самого себя, Тони не мог не отметить, что в этом они с мистером Краузе были похожи.
Все еще здесь, - как раз прощебетал в этот момент австрийский посол, однако Фишер - какая жалость - смотрел в другом направлении: крупье переворачивал рубашками вверх решающие карты. Несколько подрагивающие руки парнишки говорили о том, что он порядочно волнуется; все-таки ставки были скорее уместны для игорного дома, а не слета бывалых дипломатов. Однако было не похоже, что Райнера душевное состояние паренька сильно волновало. И Фишер не мог с ним не согласиться.

И тут в голову Тони закралась шальная идея.
Вот черт, - однако выругался спустя пару ударов сердца Фишер, попытавшись привести ее в исполнение. Чрезвычайный посол Соединенных Штатов Америки невольно поднял взгляд на оппонента - и тут же наткнулся на такую хищную, но чрезвычайно удовлетворенную мордочку Райнера Краузе, что невольно дух перехватило.
Наверное, в этот момент Тони поймал себя на том, что на его жизненном пути появился человек, с которым он мог бы скучать так, как ему нравилось - скучать тонко. Потому что легилименция зачастую быстро охлаждала интерес Натаниэля к какому-либо представителю homo sapiens. А здесь.
Тони мысленно фыркнул.
Да уж, вот вам и "другая история".
Однако не надейтесь, мистер Краузе, что это так легко сойдет Вам с рук.
По крайней мере, не в этой партии.

Никто, как обычно, так и не смог уловить момент, когда пиковый туз прыгнул в руку Тони Фишеру. Тони и сам его, этот момент, уже не всегда замечал: движение становилось условным рефлексом. Впрочем, в этот раз даже Тони не был до конца уверен в степени своей защищенности. В этот раз у, казалось, привычной задачи были совершенно другие условия.

Усмехнувшись, мистер американский посол повел плечом и за прошедшее время уже привычно заглянул мистеру австрийскому послу в глаза. И, не спеша перевернув принадлежащие ему карты рубашкой вниз, Тони позволил своему лицу принять несколько скорбящее выражение, однако в глазах плясали черти: - Ваш выход, мистер Краузе. Однако что-то подсказывает мне, что сегодня, к сожалению, не Ваш день.
05.05.2012 в 13:11

Райнер всегда был одним из тех людей, про кого говорят – палец в рот не клади, откусит. Причем по локоть. А потом проглотит целиком и не подавится. Хотя при определенных обстоятельствах промолчать мог и он – и это был один из самых страшных и печальных знаков для того, кому доводилось удостоиться такого «ответа». Потому что если Императору не о чем с вами разговаривать, значит, вы для него бесполезны; вы для него бесполезны – значит, вы ему более без надобности. Значит… догадываетесь, к чему идет? Да-да, вы все верно поняли. А теперь adios, и не вздумайте воскресать – пожалеете.

– Увольте, мистер Краузе.
На такие фигуры речи Райнер обычно реагировал незамедлительно.

– Вы всерьез хотите, чтобы я попробовал? – не преминул тотчас уточнить он, картинно вскидывая брови, и обезоруживающе «признался». – Я не всегда хорошо понимаю шутки, есть за мной такой грех.

Правда, я и не «пробую»: я либо делаю, либо не делаю. Что вам больше по душе, а, господин Рыбак? А Фишер, наглая морда, как ни в чем не бывало развалился на своем стуле, да еще и рискнул поухмыляться в ответ.

Хууу-лиии-ган! – мысленно пожурил его Райнер, не имея намерения делиться с кем-либо своими соображениями по этому поводу. Будет развлекаться один, и точка. Эгоистично? А вы как думали!

- Ваш выход, мистер Краузе. Однако что-то подсказывает мне, что сегодня, к сожалению, не Ваш день.
Райнер на это молчаливо осклабился.

Энтони Натаниэлю Фишеру везло, как утопленнику. Нет, серьезно: ему посчастливилось родиться до неприличия везучим, с таким-то рисковым характером, да в далекой Америке – однако у каждого везения есть свои границы. Дальше начинается профессиональное жульничество. Обдурить можно кого угодно, даже судьбу. Но сто раз подумайте, прежде чем попытаетесь обвести вокруг пальца Райнера Краузе! Если это не помогло, попытайтесь в красках представить, что с вами будет, если у вас что-нибудь не получится. Если не помогло и это, то лучше всего просто сразу пойдите и утопитесь в ближайшем бассейне – избавите себя от лишних мучений и сэкономите всем уйму времени, дипломатический корпус Австрии вас не забудет.

Ну а теперь просто попробуйте угадать, с каким градусом плотоядного блеска в глазах герр Краузе любовался своим оппонентом последние пару минут. Справились? Отлично! Осторожно, сход лавины! Три, два, один – мотор!

– Не везет в одной игре, повезет в другой, – невозмутимо пожал плечами Райнер, небрежным жестом переворачивая и скидывая на стол свои карты.

Второй раз на берегах Туманного Альбиона какой-то Туз имел наглость перебегать дорогу Королю; какой-то Ас – Императору. Какой-то.

– Тузы против королей. Тузы выигрывают, – резюмировал парнишка-крупье, с опаской поглядывая на посла Австрии.

И чего он так трясется? Неужели и впрямь ожидает, что карточный стол воспламенится от праведного гнева господина Краузе? Ох уж эти слухи!..

Спокойно, насколько это слово с ним вообще вязалось, вытащив из внутреннего кармана дорого пиджака столь же дорогую перьевую ручку, Райнер неторопливо выписал чек на предъявителя и, оставив клочок бумаги на зеленом сукне, поднялся из-за стола. Время.

– Вы доставили мне удовольствие, мистер Фишер, –
со своей загадочно-насмешливой улыбочкой поведал он американскому послу и, развернувшись на каблуках, направил свои лакированные туфли в сторону открытого балкона, где давеча назначил свидание неведомому Асу, отклонившись лишь для того, чтобы сделать небольшую петлю и раздобыть себе бокал вина. Чтобы было чем отметить скоропостижную кончину своего неосторожного конкурента по охоте за крестражем лорда Волдеморта. Что ни говори, а Том поскромничал, выбирая псевдоним. Мог бы выбрать себе титул посолиднее, в самом-то деле.

Ровно на одну минуту позже назначенного часа (короли всегда заставляют себя ждать) нога Райнера Адальберта Краузе ступила на твердый камень погруженного в полумрак балкона.
05.05.2012 в 13:13

Создавшаяся ситуация Фишера забавляла. Честно-честно. Он, конечно, осознавал, что чем дальше развиваются события, тем вернее ему будет вынесен приговор, что он ходит по лезвию ножа. Однако для полномочного посла Соединенных Штатов Америки такой пустяк, как угроза собственному здоровью, никогда не становился преградой для того, чтобы продолжать то, что он делал. А то, за что брался, Энтони Фишер всегда выполнял добротно и на совесть, хоть некоторые личности слишком рационального склада ума и ставили ее существование у дипломата под сомнение. Все же общественное мнение - это такая забавная штука.

Вы всерьез хотите, чтобы я попробовал? - мистеру Краузе, очевидно, так понравилось замечание, что он даже встрепенулся. Причем даже встрепенулся не так, как это чаще всего делали обычные люди (или, не сомневался Тони, по-другому простые смертные, как австрийскому послу скорее всего было бы угодно): ни один мускул, не считая взлетевших бровей, на его теле не дрогнул; встрепенулось же то, что было у мистера Краузе внутри. А вот насчет этого даже Тони Фишер со всей своей взбалмошной натурой конкретизировать не брался. Знаете, мысль-плутовка иногда бывает так опасна. А в медицинское заведение имени Святого Мунго так не хотелось. – Я не всегда хорошо понимаю шутки, есть за мной такой грех.
О Мерлин, неужели это только что было нежданное-негаданное откровение? Восхитительный душевный порыв, направленный на то, чтобы либо, во-первых, бросить пыль в глаза, либо, во-вторых, быть просто проигнорированным, если собеседник устойчив к провокациям. Еще эти располагающие шелковые интонации.
Фишер улыбнулся: мистер Райнер Адальберт Краузе, судя по всему, прекрасно знал, что значит управлять людьми без подстраховки, но со ста процентной гарантией. А Тони уважал людей, которым не требовался ни поводок, ни намордник. В обоих смыслах.
А что касается греха, то здесь американский посол был полностью уверен, что уж лучше грех австрийского посла, нежели его, несомненно, изобретательная добродетель.
"Правдивый свет мне заменила тьма,
И ложь меня объяла, как чума".
*
А святые, мистер Краузе, за этот стол и не садятся, - практически ласково улыбнулся Фишер, неосознанно любовно погладив лежащие перед собой карты, так и не собираясь изображать видимость привитого ему налета приличия. Прагматизм был в крови у каждого американца: зачем прикладывать силы тогда, когда этого все равно никто не оценит? Учитывая, что Энтони был еще, в силу своей деятельности, и патриотом, стандартную долю прагматизма можете спокойно умножать на десять, а то и на все двадцать. И тогда сами поймете, с чем связались.

Крупье, видно, так и не оправившись от шока, кого же он обслуживает, несколько смущенно объявил результаты, и Фишер в этот момент фривольно цокнул языком.
Я не съедобный, мистер Краузе. Можете перестать так на меня смотреть: Вы наверняка не любите черную работу, а здесь еще и подавитесь.
Не везет в одной игре, повезет в другой.
Ах! Какие мы гордые.
Тони склонил голову, выражая свою солидарность, и сделал вид, что полностью сосредоточен на элегантном процессе, как г-н Краузе выписывает ему заслуженный чек. Несмотря на неудовольствие, которое поселилось в его душе - а Фишер в данном выводе был едва ли не полностью уверен - Райнер умел проигрывать. И, честно говоря, Тони уже порядком начинало надоедать подмечать в мистере австрийском после те черты, которым он крайне симпатизировали.
Когда же Краузе встал, Тони остался неподвижен.
Оказывается, он доставил ему удовольствие. Наверное, это стоило отметить. И Тони улыбнулся скорее собственной мысли, нежели перспективе быть развлекательным шоу для австрийского посла. Но на Райнера все же посмотрел. Так, как он обычно это делал, когда все складывалось так, как было выгодно ему: с легким прищуром.
Надеюсь, мистер Краузе, когда-нибудь смогу рассчитывать на Вашу компанию за игральным столом снова.
Я прочитаю тебя, Райнер. Даже без помощи легилименции. Но я тебя прочитаю.
Фишер встал только тогда, как спина бывшего оппонента растворилась в разношерстной толпе и, подхватив пиджак, взял со стола выписанный чек. Тони улыбнулся, отметив, что почерк австрийского посла вполне соответствовал его живой неуемной натуре. И в данном документе это было единственным, что Фишера волновало.
Перебросив пиджак через плечо, он в два шага достиг замершего крупье и, всунув чек пареньку в нагрудный карман, похлопал месту, где была спрятана уже не его добыча, заботливо улыбнулся:
Заслужил, - и, практически пританцовывая, весело двинулся туда, где его, верно заждались.
На дипломатических приемах случалось многое, в том числе и несчастные случаи. И редко какой из них уходил от печальной статистики.
Будучи, по сути, как ни странно, консерватором, Фишер считал бессмысленным нарушать такие дивные традиции.

Мистер американский посол вошел на балкончик "для свиданий" синхронно с фигурой, сжимающей в руке бокал вина. Однако головы он сразу не поднял: только после того, как тщательно раскурил сигару, Тони потрудился повернуться в сторону вошедшего.
И замер, ошеломленный. Однако быстро взял над собой контроль, широко усмехаясь и горделиво выпрямляясь, убирая маггловский спичечный коробок в карман брюк своего черного смокинга.
Ах вот ты какой, северный олень.
Значит, Император? - сжимая сигару двумя пальцами левой руки, Фишер непринужденно опустил другую руку в карман брюк. - Какая... неожиданная встреча.
В голосе чрезвычайного посла Соединенных Штатов Америки явственно звучали насмешливые нотки.
________
* - Уильям Шекспир, сонет 137-ой.
05.05.2012 в 13:14

– Надеюсь, мистер Краузе, когда-нибудь смогу рассчитывать на Вашу компанию за игральным столом снова.

На прощание Райнер ласково посмотрел на Фишера. Каков наглец. Одно из двух: или господин американский посол предполагает, что его австрийский коллега ничего не заметил, или он совершенно непрошибаем. Последнее было бы печально, потому что череп-то у него точно прошибаемый, а Краузе грустно было думать, что это подходящая для оного участь, потому что такой вариант не сулил ему ничего, кроме скуки.

– Если это случится, то в следующий раз я не дам вам меня обыграть, будьте покойны.

Два последних слова фразы Райнер произнес с особым наслаждением: говорить щекотливыми двусмысленностями всегда легко и приятно, вопреки расхожему мнению, будто эта прерогатива принадлежит правде.

Человека, шагнувшего в тень балкона едва ли не одновременно с ним, Краузе узнал сразу. Пасьянс сошелся. Теперь у него в запасе была целая вечность, и Райнер не торопил американца. Ожидание не было для него угнетающим – вероятно, потому, что он не воспринимал его, как ожидание. Он был занят делом: наблюдал, изучал, синтезировал наличествующие данные и, главное, – раздумывал над тем, как лучше поступить теперь с этим прохвостом высокого полета. Говоря откровенно, связи с Америкой нуждались в укреплении. Не Австрийской Республики – его личные. А этот человек, явно не отягченный грузом моральных принципов и нравственных запретов, мог быть как полезен, так и опасен: если он снова попытается развернуть свою бурную деятельность в неверном направлении, с ним может возникнуть много лишних хлопот, а это всегда мешает делу. Вопрос в том, какой из двух путей развития более вероятен.

Впрочем, это, пожалуй, был как раз тот случай, когда Райнер готов был «рискнуть» дать послу Соединенных Штатов шанс проявить себя. Устранять дипломатов – много возни и еще больше шума, да и, в конце концов, если Фишер не оправдает оказанной чести, избавиться от него никогда не поздно.

Наш заморский друг, тем временем, благополучно прикурил сигару, обратил свой ясный взор на Райнера, моргнул, уверенно усмехнулся и заговорил.
– Значит, Император?

По всем правилам неписаного этикета, первым заговорить должен быть Краузе. Но у американцев всегда были проблемы с соблюдением приличий. Они же американцы – что с них взять? Вот разве что приручить, воспитать и окультурить… посадить на алмазную цепь, кормить пирожными по понедельникам, средам и пятницам и выводить на прогулку по выходным.

Вопрос Фишера Райнер предпочел считать риторическим. Ему в принципе не импонировала идея сотрясать воздух без надобности и раздавать ответы тем, кто в них не нуждался, а Тони-бой был взрослым мальчиком, который в состоянии самостоятельно прийти к правильным выводам. Собственно говоря, он уже к ним пришел, а гладить его за это по головке или поощрять конфетами из мешка – Краузе вам не Санта-Клаус.

Все-таки выслушав своего коллегу, австрийский посол неспешно сдвинулся с места и прошел к середине балкона, где остановился, с тихим звоном опуская полный бокал на парапет. Затем он уперся ладонями в шершавый камень, не убоявшись на несколько протяженных мгновений повернуться к американцу спиной, и изобразил занятное, трудно интерпретируемое движение, пару раз качнувшись с носков на пятки и обратно. Желание подшутить над мистером Фишером и прикинуться непонимающим, о чем говорит этот сумасшедший сын прерий, Райнер поборол не без труда.

– Признаться, поначалу я сомневался, – начал он, с расстановкой выталкивая слова в прохладный вечерний воздух, но после этой затравки размеренно повернулся на каблуках в направлении к собеседнику и прищелкнул подошвами о полированный пол розового мрамора. – Туз? Или шулер-ас? Или скандинавское божество? – переход от патетики к прозе жизни был плавным и незаметным. – Фокус с тузом, кстати, был неплох.

Левой рукой Райнер взялся за тонкую ножку бокала и отсалютовал им Фишеру.
– И намного успешнее фокуса с легилименцией. Хотя, должен признать, последний тоже внес немалое оживление в игру.

Воскресив в памяти соответствующий момент, Краузе не выдержал и от души расхохотался – как-никак, ему приходилось сдерживать себя с самого начала партии, а так ведь и лопнуть можно.

– У нас много общего, мистер Фишер, вы не находите? – продолжил он, отсмеявшись. – Общая любовь к играм, общая работа, общий интерес к занятным вещицам. Люди нашего статуса редко коллекционируют подобные безделушки. Те, кто сейчас развлекается там, – пренебрежительный взмах рукой в сторону ярко освещенного зала, – не отважились бы хотя бы заговорить о чем-то в этом роде. Скучные, трясущиеся от страха людишки, боящиеся собственной тени. В этой серой стране так принято. Вы уверены, что прибыли по адресу?
05.05.2012 в 13:16

Если это случится, то в следующий раз я не дам вам меня обыграть, будьте покойны.
На фразу г-на Краузе Фишер лишь насмешливо улыбнулся и почти смиренно склонил голову, взглядом провожая, пожалуй, действительно достойного противника в толпу. Это была такая редкость, что отпускать такие экземпляры, вообще-то, так просто не стоило. Но в этом случае Фишер отчего-то был убежден, что эта победа (пусть мелкая и незначительная, но победа) над Райнером Краузе не должна была пройти для него даром. Как минимум, в ближайшем будущем стоило ждать громоздкий бумеранг, намеревающийся дать тебе по шее; насчет же "как максимум" господин чрезвычайный посол задумываться все же не стал, придя к выводу, чтобы быть выброшенным в воды Темзы он пока - хоть и старался! - но не заслужил. Печаль-то какая!
Что касается замечания, то Тони не думал, что слова в этом случае будут уместны.
Зачем разочаровывать соперника заранее, что ради следующего раза он сделает все, чтобы всенепременно остаться в добром здравии?

Райнер вел себя как хозяин положения. Фишер не без интереса наблюдал, как он размеренно движется по направлению к парапету, не торопясь, зная, что его обязательно подождут, и Тони не собирался спешить разрушать его хрупкий мир иллюзий. Тем более, что он был готов терпеливо ждать сам. А это неприлично - разрушать чужие теории, когда у тебя нет достойных аргументов для их опровержения.
Пока актер готовился к выступлению, Фишер, оставшийся стоять ближе к двери, в тени балкончика, пришел к выводу, что вполне заслужил спокойно и без лишней нервотрепки затянуться хотя бы пару раз. Но, разумеется, едва он поднес сигару ко рту, как по закону подлости именно этот момент Краузе выбрал для того, чтобы начать демонстрацию своего нестандартного мышления.
Дьявол.
Разочарованно взглянув на свою взлелеянную вредную привычку, Энтони, однако, без колебаний опустил зажатую между пальцев сигару вниз, дымить куда-то ближе к его ботинкам, нежели к губам. Его дражайшая помощница, конечно, опять будет жаловаться на то, что понятия не имеет, каким образом он возвращается с приемов с ног до головы разящий табаком. Но это была столь несвоевременная и абсурдная в данной ситуации мысль, что Фишер поспешил надежно запаковать ее и задвинуть в долгий ящик своего сознания, прилепив пометку: "До востребования".

Самообладание, самоуверенность и еще десяток "само", положенных любому Императору его статусом, обволакивали сущность и, будь Энтони менее опытен, даже рискнули бы сбить американского посла с толку. Фишера же произведенный эффект только лишний раз убедил в том, что он отнюдь не бездарно теряет время, посвящая его приват-беседам с этим мало предсказуемым человеком. Американцу, выросшему в Лас Вегасе и прекрасно понимающему, что у всего есть своя стоимость, невероятно симпатизировали люди, которые знали себе истинную цену. Ведь эту касту, к которой, несомненно, принадлежал и Райнер Краузе, а также скупой десяток ему подобных, всегда было сложнее переубедить в том, что они, увы, осчитались. Кто на сколько - это было уже неважно. Для таких людей, как господин австрийский посол, и сикль уже был непростительной оплошностью, если не тотальной катастрофой. И Тони обычно внутренне трепетал только от одной мысли, что в его открытую клетку на щедрые угощения залетела очередная птичка.
Воистину: когда у тебя в руках находится маленький ключик от чьих-то помыслов, при общем доступе к которым - и целая жизнь - это так повышает тонус.
Однако в этот вечер с Райнером Краузе все изначально было далеко от вездесущего "как обычно".
И чем дольше Фишер об этом думал, тем меньше недостатков в создавшейся ситуации он находил.

Это было восхитительно; седьмая симфония не звучала лучше, когда Тони слушал ее в последний раз. Так играючи выстроить логическую цепочку без приукрас (почти), на голых фактах, мог только мастер.
Но, знаете, все же был один нюанс. Незатейливый, но, как обычно бывает, такой щекотливый.
Просто дело в том, что Шуберта и его "Форель" Фишер всегда несколько любил больше. Но разве можно их было сравнивать? Побойтесь бога! Или Мерлина. Или дьявола. Как вам угодно: в зависимости от того, кто нравится больше.
Тони же не нравился никто.
Именно поэтому, перенеся вес с правой ноги на левую и прислонившись спиной к холодной стене, он и вступил в словопрения, которые не сулили ему ничего, кроме неприятностей. Но как можно молчать, когда адреналин в крови хлещет вне всякой меры! Для Фишера и его амбиций подобная задача была сроди попытки всхода на Эверест без подготовки, и то, поверьте, по сравнению с этим он бы легко взбежал до самой вершины хоть сейчас и в смокинге.
Аккуратно пристроив сигару на подвернувшейся ближней к нему части парапета так, чтобы из-за врожденной тяги к хулиганству пепел падал на улицу, Тони сконцентрировался на Райнере. Судя по тому, как он предварительно отсалютовал ему бокалом, господин австрийский посол этим вечером к длительным беседам был предрасположен.
А Тони никогда не требовалось просить дважды, чтобы не держать рот на замке; с Фишером все было совсем наоборот.

Я вижу, мистер Краузе, Ваша доброжелательность границ не знает, - Тони сдержанно усмехнулся, помимо того, что выслушав пассаж о серости английского бытия, оживив в памяти еще тепленький момент с пожеланием "быть покойным". Краузе был забавен. Мимика американца приобрела несколько задумчивую окраску: - Ваша способность к окклюменции, кстати, впечатляет тоже. Должен признать, мне редко, кто может дать столь увереный отпор. Наверное, именно поэтому я решил повременить с тем, чтобы разрушать собственные иллюзии. Вы меня прямо-таки... очаровали, - улыбка Фишера была явно взята из арсенала под кодовым названием: "That was good", однако совесть его совершенно не мучала. Тони как раз отлепился от стены и неспеша двинулся навстречу Райнеру, когда улыбка на его губах стала едва ли заботливой: - Однако не кажется ли Вам, что в Ваших речах о несовершенстве мира слишком много клише? "Трясущиеся от страха", "боящиеся собственной тени"... - Театральная пауза - и снова движение. Вздох: - Cкучно, господин Краузе, скучно! Неужели Вы все еще презираете людей? Боюсь, ваша старомодность как-то не слишком вяжется с последним трендом от кутюр этого сезона, - американец кивнул на костюм.

Он понимал, что иногда приходило время взрослеть и позерство не всегда приносило пользу; однако взрослел Фишер исключительно в тех моментах, когда того требовала ситуация. Требовала ли таких жертв эта, он пока еще не решил.
05.05.2012 в 13:16

Да, Фишер был настоящим рыбаком. Этакий Безумный Рыбник, беспечно забрасывающий удочку на акулу, стоя на крошечной кочке посреди океана и не обращая внимание на бессчетное множество кишащих вокруг мурен и одного гигантского Моби Дика в придачу. Как по-американски! Однако если Тони занимался этим рискованным спортом достаточно часто – а что-то подсказывало Райнеру, что он это делал постоянно – и все-таки умудрился дотянуть не только до своих лет, но и до поста полномочного посла, его живучесть заслуживала… во всяком случае, внимания. И все же Краузе готов был поспорить, что если Фишер и дальше будет продолжать в том же духе, его шансы на выживание в скорости вступят в жестокий конфликт с чужой волей, и выйти сухим из воды на этот раз может и не получиться.

– Америка, – на выдохе произнес Райнер, демонстративно возведя взгляд к потолку и чуть качнув головой. Тем неожиданнее прозвучали его следующие слова. – Вы меня восхищаете! Нет, правда, – а теперь, дабы не слишком обольщаться, слушайте дальше. – Я никогда не видел другой нации, настолько убежденной в своем безоговорочном превосходстве над всем остальным миром… основанном на чем? На навыках в легилименции и карточных фокусах?

Краузе сложил вместе ладони и задумчиво потер одну о другую, позволив себе милейшую ухмылочку.

– Но это не может быть правдой. Разумеется, у вас за душой есть что-то еще. Что-то большее, что дает вам основания с уверенностью перебегать дорогу магу, которого вся Англия считает настолько опасным, что оценивает свои шансы справиться с ним самостоятельно как приближающиеся к нулю. О! – Райнер взмахнул рукой в жесте, подкреплявшем его восторг по поводу «неожиданного» открытия. – Мы ведь именно поэтому здесь.

– Неужели Вы все еще презираете людей? Боюсь, ваша старомодность как-то не слишком вяжется с последним трендом от кутюр этого сезона.

Боитесь, дорогой мистер Фишер? Это правильно. Бойтесь.

– Будто вы их не презираете, – мимоходом поморщившись от необходимости облекать в слова очевидные факты, возразил Краузе. – Более того, вы еще и смеетесь над ними. Об этом просто-таки кричит ваша манера Игры. – Его кисти рук снова переместились в область карманов брюк, а плечи комично поднялись. – Игра, впрочем, достаточно смелая и вызывающая, чтобы не попасть в унылый круг обыденности. Поздравляю! – похвалил американского посла Райнер. Именно похвалил – в этом не оставлял сомнений избранный им тон. После чего наклонился и простым уверенным движением извлек из зазора между фигурными кубышками широких каменных перил бутылку вина и второй бокал. Водрузив все это на парапет, Краузе преспокойно наполнил пустующий бокал и, отступив на полшага, сделал приглашающий жест. Ему было любопытно понаблюдать за реакцией Фишера. Во всяком случае, она должна была лучше всяких слов показать, что на самом деле думает американский посол о своем австрийском коллеге. Так что Райнер даже готов был немного подождать, и… да, это действительно оказалось весьма занятно.

– Они уже приходили к вам? – небрежно поинтересовался он после паузы, нарочно подменяя конкретный субъект невнятным местоимением – чтобы иметь удовольствие прочитать понимание или недоумение по блеску глаз Энтони Фишера. – Волдеморт очень интересуется теми, кто проявляет столь деятельное участие по отношению к его душе. Если вы до сих пор не успели познакомиться с ним, мой вам дружеский совет …Тони: будьте готовы к приему гостей. – Райнер, наконец, снова протянул руку за бокалом. – Я еще намерен взять реванш за карточным столом.
05.05.2012 в 13:17

Райнер Краузе был прекрасным оратором, и чем дальше заходил их разговор, тем больше Тони в этом убеждался. Эти плавные переходы от комментария к очередной проблеме, от дифирамба к оскорблению... Не собираясь оправдываться перед Императором, считая это дело чрезвычайно утомительным и далеким от прагматичности, которая была присуща американцу, Тони наслаждался тирадой до тех пор, пока господин австрийский посол не сказал: "Поздравляю!". Едва услышав это, Фишер внутренне встрепенулся: интонации были слишком похожи на правду, чтобы принимать их близко к сердцу, и Тони это, признаться, несколько сбивало с толку. Не сказать, что американца удивляли выводы. Совсем нет. У Тони Фишера, конечно, было много пороков, но скромность явно не входила в их число. Американского посла скорее удивила легкость, с которой Райнер говорил об этом вслух. Но недолго. На смену легкому ошеломлению пришла более трезвая мысль, что навряд ли для г-на Краузе существовало на этом свете хоть что-то, что по отношению к нему можно было заносить в список вещей, которые сделать он никогда себе не позволит. "Никогда не говори никогда" - все возможные подтексты поговорки Тони сам не раз испытывал на своей шкуре. И с Австрией у них и впрямь было достаточно общего, чтобы американец понимал простую истину, что сейчас у него был шанс поговорить по этому вопросу практически с собственным отражением. Однако не стоит волноваться: Фишер прекрасно знал, где находился Рубикон. Но вот о том, переходить его или нет, думал он обычно несколько позже.

Внутренний голос же усмехнулся лишь тогда, когда Фишер позволил выказать свою заинтересованность в услышанном только с помощью более пристального, нежели мгновение назад, взгляда. Ах, мистер Краузе, какие дифирамбы.
И если бы Тони позволил себе на этом успокоиться, то он был бы уже не Тони. Поэтому со слышимым лишь ему одному сожалением американец продолжил:
Но, дорогой мой, нестыковочка выходит: мертвые они на то и мертвые, чтобы говорить о них хорошо только после смерти. Не так ли?
Однако делиться своими мыслями полномочный посол Соединенных Штатов Америки ни с кем на этом балкончике, разумеется, по собственному желанию не собирался, а заставить его было некому.

Презираю? Что Вы, - не пошевелив и пальцем, Фишер отмахнулся. Рот мужчины исказила несколько меланхоличная улыбка, и в голосе американца снова появились уже знакомые скучающие нотки, а вместе с ними - и снисходительная ухмылка: - Зачем, мистер Краузе, презирать тех, кто способен сделать это за Вас? Люди массово презирают себя каждый день, отказываясь мириться с тем, кто они есть, называют это гордо - самокритикой, но разве не она, по сути, является отрицанием себя? - Тони в задумчивости сделал пару шагов вперед, и только тогда, из рассеянного, его взгляд снова приобрел осмысленность. Стоит сказать, произошло это чрезвычайно вовремя, чтобы отметить, как господин Краузе наклоняется куда-то к парапету.

Фишер мог бы продолжить и подтвердить догадку австрийского посла, сказав, что он действительно презирает людей только тогда, когда они не могут сделать этого сами. Вот только надобности не было оповещать об этом человека, который являлся идеальным исключением из этого правила.

И вдруг откуда-то взялся лишний бокал, а за ним - и бутылка вина. Ради такого случая Тони, предварительно взглянувшему на Райнера и насмешливо вскинувшему бровь, выражая свое отношение к делу, даже почти удалось сдержать гримасу недовольства в тот момент, когда Краузе водрузил припасенное на парапет. Американец искренне не понимал, как так было можно: грациозное тонкое стекло ставить на холодный камень. Сочетание, конечно, вполне символичное. Но сколько микробов, Мерлин, сколько микробов!

- Они уже приходили к вам?
О чем пойдет речь, Фишер понял еще до того, как господин австрийский посол закончил фразу. Едва завершив маневр, заключавшийся в том, чтобы как можно более непринужденно принять предложение расщедрившегося Краузе и вальяжно приблизиться к парапету, Тони напрягся, так, что, даже самая незначительная, мышца его тела не осталась незадействованной. Несколько сутулая, осанка посла плавно выпрямилась, а в глазах появился непривычный обыденному наблюдателю стальной блеск. Сейчас Фишер действительно мог сойти за огромного кота, готовящегося к тому, чтобы в любую секунду сорваться с места и впиться когтями и зубами в трепещущее тельце жертвы, намереваясь разодрать ее на части. Наваждение длилось не более секунды, и вскоре Фишер, совершенно расслабленный, уже протягивал руку, чтобы ухватиться за ножку бокала, однако этого вполне должно было хватить для того, чтобы Райнер Краузе подметил некоторые изменения в своем собеседнике, но никак не осознал то, что они означали на самом деле.
- ... мой вам дружеский совет ...Тони: будьте готовы к приему гостей. Я еще намерен взять реванш за карточным столом.
На столь откровенное проявление заботы о себе американец, довольно прищурившись, только улыбнулся:
Поверьте, ...Райнер, ради этого я постараюсь быть достаточно гостеприимным. - Азартно сверкнув глазами, Тони несколько раз отточенным жестом взболтнул в бокале темную жидкость и продолжил настолько равнодушно, насколько только позволяла ситуация: - Тем более, я сомневаюсь, что ближайшем будущем мне стоит ждать непрошеных визитеров.
Пробормотав окончание фразы уже фактически в бокал, Тони сделал маленький, почти крошечный глоток, стремясь оценить букет предложенного напитка и оставляя время австрийскому послу вникнуть в сказанное. Ведь даже если в нем вдруг находился мышьяк, Фишер, застрахованный от столь мизерных его доз еще со студенческой скамьи, не считал должным переживать по этому поводу.
05.05.2012 в 13:17

Сложно было ожидать от Энтони Фишера, что в такой ситуации он ударится в витиеватые философствования, и однако именно это сделал американский посол. Надо признать, абстрактные разглагольствования к его образу тоже шли вполне неплохо и наверняка уже не раз и не два помогли Америке растопить лед вокруг холодных сердец оппонентов. Краузе выслушал пассаж коллеги о презрении, самокритике и отрицании относительно спокойно, ограничившись разовым выкатыванием глаз в приступе, не иначе как, восхищения цветистым красноречием собеседника.

– Не могу поверить, чтобы вас всерьез беспокоило чужое ничтожество, – заметил Райнер, ухватившись кончиками пальцев за тонкую ножку бокала, да так и оставил левую руку отдыхать на каменном парапете. И это был единственный комментарий с его стороны по поводу вознесшейся в почти метафизические выси проблемы самооценки неопределенных широких масс. Присутствующие в этот час на этом балконе не имели к ней ни малейшего отношения и от неуверенности в своих силах точно не страдали, а сложности прочей части населения Вселенной Краузе едва ли занимали. По крайней мере, не в тот момент и не до тех пор, пока эти пресловутые чужие проблемы нельзя было обернуть себе на пользу.

Фишер внял его молчаливому приглашению и приблизился к парапету, чтобы взять бокал. Прежде чем это произошло, Райнер успел заметить, как на долю секунды американский посол превратился в напряженный комок энергии, ощерившийся стальными иголками, как маленький, но до крайности воинственно настроенный ежик, вознамерившийся во что бы то ни стало отстоять свои позиции. Пару мгновений и шагов спустя Фишер уже снова, как ни в чем не бывало, демонстрировал австрийскому послу расслабленную позу и довольный прищур, но Краузе успел разглядеть в нем то, что втайне так надеялся обнаружить – стальной стержень, скрывавшийся под внешними коммуникабельностью и доброжелательностью, жесткость и непреклонность. Это, вне всякого сомнения, и был Фишер настоящий: твердый, стремительный, не пренебрегающий силовыми методами воздействия.
Приятно познакомиться, коллега.

Что еще отметил Райнер, так это манеру, в которой американец принял его приглашение. Небольшой осторожный глоток за непроизнесенный тост – изящный компромисс между большой заокеанской гордостью и не менее великой жаждой жизни. Австриец улыбнулся одной половиной рта, оценив пикантность момента... и между делом порадовавшись про себя, что его имя не поддается сокращению.

Ответ Фишера мог означать только одно: чести приятной беседы с локальным воплощением вселенского зла он уже был удостоен. Потому как американский посол был уверен в себе – и это бесспорно – но не самонадеян до безумия. Хорошо. Очень хорошо!

Вслух же Краузе хмыкнул – и, приблизившись к г-ну Асу настолько, что расстояние между ними теперь не превышало одного короткого шага, на полтона понизил голос, чтобы избежать участия в приватном разговоре чужих ушей:
– И как вы находите здешнего злого гения, дорогой Тони? Полагаю, вы неплохо поладили, раз стоите сейчас передо мной. Полагаю даже, я догадываюсь, какую цену он запросил… – Но это так скучно, старина Томми в этом вопросе весьма неоригинален. – Одного я не могу понять. – Райнер прямо взглянул на Фишера. – Зачем?

Тут следует кое-что пояснить. Вопрос цены интересовал Краузе в последнюю очередь, потому что он успел столкнуться с ним самолично, а Волдеморту, при всем уважении, не хватало воображения для чего-либо кроме заботы о сохранении вечной жизни. Американец, конечно, не мог не понять, что его австрийский коллега также удостоился аудиенции у его темнейшества – Райнер и не пытался скрывать этот очевидный факт. О чем он предпочитал не распространяться, так это о том, что наведался к означенному магу с визитом сам, не дожидаясь, пока его разыщут верные песики этого симпатичного господина – а так же, разумеется, о том, каким образом эта личная встреча должна была повлиять на ход мировой истории. Говоря откровенно, крестраж изначально представлялся Краузе идеальным способом свести знакомство с «Темным Лордом», и в этом Райнер не ошибся. Другой вопрос, с какой целью мог попытаться завладеть подобной побрякушкой Тони Фишер.

Снова отступив на полшага и несколько мгновений побуравив Америку пытливым взглядом, одновременно покручивая пальцами ножку бокала, Краузе наконец решил, что пришло время очередной маленькой провокации.

– Раз уж все так удачно совпало, –
неторопливо начал он, – предлагаю тост за пересечение интересов.

Райнер отсалютовал Тони бокалом. Он был почти уверен, что этот тост, который кто угодно счел бы сомнительным, Фишеру будет понятен. Ну, а дальше… Пить или не пить. Решайте, господин посол!

Краузе утопил дружелюбную улыбку в бокале.
21.05.2012 в 15:13

Всегда хотел посмотреть в глаза дьяволу, не глядя при этом в зеркало.


Не могу поверить, чтобы вас всерьез беспокоило чужое ничтожество.
Фишер замер, не дойдя до парапета полуметра, но под конец фразы уже касался пальцами холодного камня, на котором беззащитно возвышался водруженный Райнером бокал:
Вы правы, мистер Краузе, чужое ничтожество беспокоит меня мало, - в очередной раз подметив несуразное сочетание иноземной фамилии с родным обращением, Тони в конце концов оторвал взгляд от покоящегося в стекле напитка и, слегка поджав губы, взглянул на австрийского посла, чтобы в следующий момент улыбнуться так, чтобы демонстрируемые эмоции балансировали на грани ласки и дерзости (впрочем, у Фишера вообще мало что не граничило с дерзостью, когда ей таковой не являлось), и продолжил тем же степенным тоном, каковым ввязывался в эту беседу о лжи... и, пожалуй, лжи еще раз: - но для того, чтобы быть готовым к любой его глупости, надзор за ним неизбежен.

Это была красивая игра. Высшее общество такое высшее общество, право слово. Кичатся традициями, статусом, этикетом, гербами, генеалогическими древами с послужным списком в десяток поколений и родовыми проклятьями, чтобы затем отойти в уголок и перекинуться, словно оборотни, в существо, не лучшее по качествам, чем самый изворотливый торговец Лютного переулка. Причем если ты не принимаешь выдуманные ими правила, тебя либо съедают, либо предлагают проветриться, пока не поумнеешь. Хотя зачастую это одно и то же, потому что проветриться обычно предполагает свежий заморский воздух того света. Это есть самая демонстративная ловушка, самая честная лживая игра. И это всегда так... затягивало.
В этой комбинации у Тони была, впрочем, только одна слабость - он не играл по чужим правилам. Вопрос только, слабость чья.

С Краузе все было иначе. Знаете, политика вообще порой бывает намного благороднее, чем все председатели Гаагского суда вместе взятые: она какие-либо правила отрицает сразу, зная, что бить в пах и по лицу и так никто не будет. Не будут как раз от того, что все это могут. Политика любит экзотику, изобретательность, эпатаж, в конце концов. В сочетании с трезвым умом, - криво усмехнулся Тони, когда Райнер сократил между ними расстояние до интимного недоверия.

Одного я не могу понять. – Или он ошибался?Зачем?

С Краузе было интересно: австриец не боялся спрашивать то, что спрашивать следовало бы. Предельно точные вопросы при достаточно размытых формулировках, но если начнешь увиливать неграмотно - сойдешь за дурака. Фишера, конечно, редко когда в таких случаях заботило общественное мнение - потому что в итоге он все равно оказывался прав, иногда по-своему, но прав - однако вопрос в этом случае изначально стоит не в том, падать ли или нет, а перед кем падать. Разные вещи - разные заключительные слова в некрологах. Исключительно простая арифметика.

"Зачем" - слегка неверная постановка вопроса, дражайший Император.

Полшага выглядели как-то незаконченно после всего, что Краузе преодолел, поэтому Фишер, не особо заботясь об этикете, подался вперед ровно настолько, насколько хватило бы для того, чтобы довести задумку до конца, еще до, как австрийский посол успел снова отдалиться. Это будоражило кровь - использованное предложение поддаться на иллюзию легально сломанных границ личного пространства. С приятным бонусом, что оппонент с тобой одного роста, что позволяет не вставать на мысочки, пытаясь дотянуться до уха. Еще чего не хватало! Впрочем, в другой любой ситуации Фишер навряд ли позволил бы себе... такую вольность.
Иногда первопричина не столь важна, как то, что за ней следует. - Разве в этой комнате кто-то надеялся, что Фишер ответит прямо? - Cherchez la femme, дорогой Райнер. Ищите выгоду.
Впрочем, Тони сомневался, что Краузе был тем человеком, кому по праву стоило озвучивать такие наставления.
После того, как Райнер отодвинулся от него на безопасное растояние, американец, тем не менее, не пошевелился, единственное, что с легкой улыбкой спрятав левую кисть в кармане брюк.

Тони отсалютовал бокалом австрийцу в ответ и слегка наклонил голову, одобряя инициативу: - За Англию, господин посол, - и, дружелюбно усмехнувшись, спустя едва заметное мгновение, занятое пристальным разглядыванием оппонента, без малейших колебаний отправил вино по единственно верному направлению - смешиваться с кровью.
31.05.2012 в 15:29

Фишер держал карты рубашкой вверх: проигнорировал один вопрос и отделался обтекаемой фразой в ответ на другой – фразой из разряда тех, которые могут означать что угодно, или не означать ничего. Он ничего не отрицал, ничего не подтверждал и даже оказался настолько нелюбопытен или осторожен, что не задавал вопросов сам. Не совсем та реакция, которую Райнер мог ожидать после столь откровенного вопроса. Из этого можно было сделать два вывода: либо американцу было, что скрывать, и как минимум он сам считал это нечто слишком важным, чтобы позволять себе малейшие намеки, тем самым допуская появление нового всплеска волны конкуренции или – о, Мерлин! – опасаясь за свою репутацию, либо австрийский посол изначально переоценивал своего коллегу. Второй вариант Краузе находил неправдоподобным – в противном случае он не стоял бы так долго на этом балконе. Значит, первый. Но мотивы такой скрытности? Теперь, когда каждому из них уже отлично известно, в чем именно они оба замешаны, казалось бы, сохранять в тайне некоторые детали больше не имело смысла. Только Фишер, очевидно, считал иначе, а раз так, то у него наверняка были для этого основания. Основания, которые для Краузе пока оставались скрыты под пеленой тумана, что раздразнивало любопытство неимоверно. Скажем прямо: австриец с трудом справлялся с внутренней необходимостью расколоть господина Аса на две половинки, как грецкий орех, и посмотреть, что там у него под скорлупой. Там точно должно было обнаружиться что-то занятное и заслуживающее внимания. Правда, метод, пожалуй, слишком варварский, чтобы приводить его в исполнение на глазах у неподготовленных зрителей, в роли которых на этом приеме пришлось бы выступить элите магического мира. Не оценят же. Да и общение с Фишером вряд ли будет таким же увлекательным после трепанации черепа, а легилименция – это грубо. В другом контексте, да, но тоже грубо: так же навязчиво и заметно для объекта, как трепанация. Таким образом, оставался только один путь, длинный и витиеватый – игра.

Райнер ухмыльнулся одной половиной рта.
– За Англию, – поддержал он, – не чокаясь.

Однако прежде, чем губ посла Австрии коснулся холод хрусталя винного бокала, вечерние сумерки вдруг окрасились черным, как холст под кистью безумного экспрессиониста, под действием внезапного озарения решившегося поддаться порыву и последовать велению занозой увязнувшей в подсознании мелодии, настойчиво повторяющей: «Paint it black». Несколько черных вихрей стремительно пронеслись мимо них. Где-то недалеко раздался звон бьющегося оконного стекла и, с секундной задержкой, единый изумленный полукрик-полувздох, уже внутри банкетного зала. Потом – грохот, как от взрыва, и вибрация под ногами. Крики стали множественнее и громче. Сверху полетели искры и язычки колдовского пламени. И снова грохот, уже намного ближе, совсем рядом. Будто в замедленной съемке Райнер увидел, как его выпущенный из руки бокал совершает в воздухе сальто-мортале, а вино, выплескиваясь через край, разлетается красивыми яркими брызгами. Пол начал двигаться и уходить из-под ног. Исключительно инстинктивно, в попытке сохранить равновесие, Краузе ухватился за плечо Фишера. Очередной удар подбросил их обоих вверх и вбок. Им повезло: трамплин обрушившегося балкона отшвырнул их в сторону зала, а взрывная волна вынесла на твердую поверхность.

Обнаружив себя посреди каменного крошева, австриец приподнялся на локтях и огляделся. Картинка плыла, равно как и звуки – признаки легкой контузии, но это должно было скоро пройти. Фишер был тут же, рядом – маячил и копошился на периферии зрения. В банкетном зале царил полнейший хаос, однако суть угадывалась без труда: гражданские лица согнаны в центр зала, а по периметру окружены людьми в черном и в знакомых дурацких масках Пожирателей Смерти. Куда уж яснее.

От поднявшейся в воздух каменной пыли Райнер закашлялся, и это вернуло его к жизни.
Гриндевальд вас всех раздери, ну что за топорная работа?!

– Какого Салазара, – сквозь зубы процедил Краузе. – Они нас чуть не угробили!

Ну да: факт нападения как таковой его нисколько не смущал, но небрежность служителей британского темного властелина и неуважительность по отношению к нему лично австрийского посла возмутила. Ведь они с Томом уже обо всем договорились – мог бы не забыть дать своим вассалам инструкции быть поаккуратнее с друзьями! Или он уже передумал?

Зло отшвырнув в сторону пару камушков побольше, Райнер принял вертикальное положение и досадливо отряхнулся.

– Ну вот, – поморщившись, констатировал он после беглого осмотра, – испортили костюм.

И плевать, что кто-то уже стоит напротив и тычет в него волшебной палочкой. Костюм, между прочим, утрачен безнадежно! Варварство.

– И какой план? – игнорируя чужие вопли, выражения протеста, окровавленные тела на полу и чьи-то последние вялые попытки обороняться в другой части зала, со скучающим видом поинтересовался Краузе у того из Пожирателей, что завис непосредственно перед ним. – Всех нас потащите к своему лидеру, или только избранных? В любом случае, давайте-ка побыстрее, от этих визгов голова болит, – не без некоторой брезгливости отряхивая пропылившийся рукав пиджака, произнес австриец. И сказал бы то же самое, даже если бы понятия не имел, что это за ку-клукс-клановцы и с чем их едят.

Берем послов и уходим! – рявкнул один из пожиралушек, и очень быстро Райнер увидел, как другие господа в черных мантиях выбирают себе по дипломату, и почувствовал, как кто-то стиснул его плечо, а мгновением позже – это знакомое ощущение принудительной аппарации, когда внутренности подскакивают к горлу в отчаянном стремлении хоть выпрыгнуть наружу – лишь бы остаться в прежней точке пространства.

И здравствуй, весенний ветерок и мглистая темнота кругом.